Вот этюд №1: мужик в альпийских башмаках сидит на стуле посреди газона. Угадайте, кто он?

Этюд №1

А пока вы гадаете, я беру походный этюдник (цифровая мыльница) и еду в Альпы. Еду в полночь из Бергамо строго на север и, пытаясь проскользнуть сквозь сен-готтардский туннель (17 км), как Суворов, оказываюсь на одноименном перевале (2100 м), поскольку туннель ночью на ремонте: этюд №2.

Перевал

Назавтра, уже в солнечном Лугано (как Ларсен, Олафссон и Глигорич в 1970-ом) быстро-быстро играю партию в быстрые шахматы (этюд №3) и, не дав себе опомниться, несусь в Люцерн, где на набережной, как Остап играя впервые в жизни, даю мастер-класс местным петанкистам (этюд №4) и бегу в Цюрих.

Луганские	и Люцернские петанкисты

В Цюрихе, выпив кофе в кафешке «Вольтер» (этюд №5), рокируюсь на сто метров влево и созерцаю мемдоску заядлого гроссмейстера (он же фюрер, как гласит сея доска) по кличке Lenin, игравшего в означенном кафе в шахматишки с модернистом Джойсом и дадаистом Тцарой (читай пьесу Стоппарда «Травести»).

Вольтер

Фюрер

Посозерцав (этюд №6), совершаю марш-бросок до Женевы, где в местном ЦПКиО после привычной уже шахматной партии (этюд №7) выигрываю партию в быстрые шашки (этюд №8) у команды студентов местного же - буквально, ибо расположен в этом же парке - университета.

Женевские шахматы	и шашки

Далее, замученный ностальгией, возвращаюсь самолетом восвояси, где тут же выйдя на работу, по инерции хватаюсь за шахматы и прямо в Зимнем дворце вступаю в сражение с начальником пожарного караула (этюд №9).

Пожчасть

И тут приходит время домино (у местной пожкоманды в рабочем расписании есть час, выделенной для этой народной игры), и я, как персонаж Высоцкого, переключаюсь на него, что тут тут же фиксируется в гуаши примой детской изостудии Эрмитажа Настей Бобровой (этюд №10).

Я и пожарницы

Не в силах сдержать спортивный азарт, бегу во двор Большого Эрмитажа и весь обеденный перерыв участвую в волейбольной баталии (этюд №11)

Обед

с сотрудниками отдела сигнализации, после чегов целях успокоения карабкаюсь по телеграфной лестнице Зимнего на третий этаж в экспозицию Японии, где некоторое время созерцаю игру Хотэя и карако в сугороку (этюд №12)

Сугороку

в нэцкеанских недрах грецкого ореха, и несколько успокоившись, спускаюсь по той же лестнице на второй этаж и – натыкаюсь на Каравайчука, бредущего на свою почти ежепонедельническую партию игры на расписном рояле жены Александра Третьего в Малиновом кабинете. Дабы окончательно успокоиться бреду за ним и внимаю его игре (этюд №13)

Каравай

– какое там успокоиться! Гениальный композитор, любимец Сталина и Дмитрия Быкова (смотри и слушай в нетях), извлекает из старинного инструмента такие звуки, что нервы аж гудят. А посему сбегаю и, выбежав охладить пыл на Дворцовую площадь, угаждаю на площадь Урицкого (так тогда называлась Дворцовая, видимо потому, что его на ней грохнули): прям в 20-ое июля 1924-го года! Вот этот момент (этюд №14)

Площадь Урицкого

– момент игры в живые шахматы и… и я окончательно успокаиваюсь: шахматы так шахматы, почему нет?
Да, насчет этюда №1, – вы ведь сразу опознали этого монтрёйского энтомолога?